|
|
Циркин Юлий Беркович. «От Ханаана до Карфагена» М., 2001, Издательство АСТ, Астрель. Юлий Беркович Циркин называет финикийские города-государства (Библ, Сидон, Берит, Тир) типичными городами-государствами восточного типа. Таким же, как города-государства Шумера, додинастического Египта, Микенской Греции и Крита. Добавим в этот список города-государства древнего, доимперского Китая, более поздние города-государства Майя в Центральной Америке; Йоруба в Западной Африке - территория современной Нигерии. А вот классические античные, греческие (полис) и римский (civitas) города-государств, отличались от восточных городов-государств своей социальной организацией и политической системой. Стоит добавить, что финикийский город-государство Карфаген выпал из традиционного (восточного типа) финикийского ряда городов-государств и стал, по мнению Циркина, своеобразным городом-государством (полисом) античного типа. Возможно, считает Циркин, особым типом финикийского города-государства, больше похожим на Спарту классического, античного периода, стала финикийская Арвада. Такими же особыми городами-государствами Древней Руси, выпадающими из общего ряда древнеруских городов-государств, по моему личному мнению, стали (Великий) Новгород и Псков. Давайте посмотрим, что представлял из себя типичный восточный, финикийский город-государство: ... Во главе финикийских государств стояли цари…. право наследования трона в финикийском городе принадлежало только царскому роду. (с. 368,369) С другой стороны, и в Тире, и в Сидоне, и в Библе на протяжении их многовековой истории царские династии не раз сменяли друг друга, причем некоторые из них царствовали не более трех поколений. Такое противоречие, как кажется, объясняется тем, что эти династии были различными ветвями одного царского рода, который, с одной стороны, был весьма разветвленным и обширным (в него могли входить даже весьма обедневшие семьи, как например, Абдалонима), а с другой — ясно очерченным, о чем говорит и случай отказа богатых и знатных аристократов Сидона занять трон. (с.371) Финикийские цари обладали значительной властью. Межгосударственные отношения, а при подчинении другому государству отношения с сувереном, в том числе и уплата дани, были делом царей. Амарнские письма (за очень немногими исключениями, о которых речь пойдет позже) написаны от имени царей тех или иных городов. Цари обменивались подарками и заключали союзы, как это сделал, например, царь Тира Хирам сначала с Давидом, а потом с его сыном Соломоном. Цари платили дань в том случае, когда они признавали верховную власть другого монарха. Во время войны царь возглавлял армию и флот. Это было и тогда, когда финикийские города были независимы, как это сделал царь Арвада Матинбаал в битве при Каркаре, и тогда, когда они были зависимы, как например, во время похода Ксеркса на Грецию (с.371-372) В своих надписях цари представляют себя правильными и справедливыми. Интересно проследить, что они под этим подразумевают. В первую очередь справедливость и правильность определяются службой богам. Цари строили и перестраивали храмы и алтари, что и являлось их прерогативой и важнейшим царским делом, ибо именно такое строительство должно было обеспечить благосостояние государства… Уже говорилось, что в финикийских городах сам царь возглавлял армию своего государства во время войны. Отправление правосудия тоже было важнейшей функцией царей. Да и трудно себе представить, что в таком сравнительно небольшом государстве, как Библское, все эти обязанности были разделены между различными лицами. С другой стороны, для Древнего Востока было характерно представление об абстрактном царствовании, которым облекается конкретный государь. Поэтому представляется, что в надписи на саркофаге Ахирама речь идет о трех ипостасях царской власти — понятии о царском величии, судебно-административной власти и военном командовании. Если к этому прибавить уже отмеченные полномочия царя в области внешней политики, то можно получить представление о круге обязанностей финикийского царя. (с.373-374) Таким образом, монеты выпускались не от имени города, а от имени царя. Следовательно, и выпуск монеты был царской прерогативой. (с.375) Царь был тесно связан с божеством. Каждый городской монарх имел свое собственное божество, которое облекало царским величием конкретного государя. Неудивительно, когда узурпаторы заявляли, что бог сделал их царями и тем самым оправдывали свое беззаконие божественной волей. Но и законный царь Библа Йехавмилк, сын и внук царей, тоже заявлял, что Владычица Библа (Баалат-Гебал) сделала его правителем над Библом. Это в известной степени сакрализировало царскую власть и ставило ее под божественное покровительство, но не означало, что обожествлялась сама фигура правящего или покойного царя. (с.375-376) Таким образом, царь и жрец, в том числе верховный жрец главного городского культа, были принципиально разными фигурами. Каждый из них обладал определенной властью и авторитетом (а также значительным богатством, если верить сообщению Юстина (с.377) Итак, можно говорить, что царь был реальным главой государства, верховным судьей и администратором, командующим его вооруженными силами, ведущим всю внешнюю политику государства, выпускающим от собственного имени монеты, оставаясь в то же время (за немногими исключениями) чисто светской фигурой. Полномочия царя были столь обширны, что его нельзя считать только декоративной фигурой или пожизненным магистратом наподобие спартанских царей. В то же время его власть не была деспотичной, она имела определенные ограничения, вызванные существованием в городе общины. (с.377-378) В амарнских письмах постоянно упоминаются «город» и «люди такого-то города». Так, библский царь Рибадди пишет фараону, что его принуждают к миру с Азиру «люди Библа, мой дом и моя жена». Таким образом, в данном случае выступают как бы три инстанции — горожане, дом царя и его семья. В аккадоязычном тексте письма … речь идет не конкретно о хозяйстве, а об институте, имеющем определенное политическое значение. И практически равноценной инстанцией выступают «люди Библа». Конкретными выразителями желаний этих «людей» являются «владыки города», которые и требуют присоединения к Азиру. Так что «люди» предстают не в виде беспорядочной толпы, а как оформленное сообщество, возглавляемое «владыками города». Это явно община, возглавляемая своими магистратами, роль которой была довольно велика. Отказ библского царя последовать ее совету привел последнего к изгнанию. Из более позднего повествования о приключениях египетского посланца Ун-Амуна мы узнаем, что, когда чекеры прибыли в Библ требовать его выдачи, библский царь Чекер-Баал, прежде чем принять решение, созвал совет и с его согласия отказал чекерам, но отправил египтянина из Библа, предоставив возможность захватить его вне территории Библа. (с.378) Как же народ выражал свою волю? Логично предположить существование народных собраний. Правда, прямые свидетельства существования таких собраний в самой Финикии относятся только к эллинистическому времени (с.379) Наряду с собранием существовал и совет. Именно члены совета подразумеваются под великими» (гаЬа), которые стояли во главе города наряду с царем. Как говорилось выше, именно совет был созван Чекер-Баалом для решения судьбы Ун-Амуна. Старцы Библа упоминаются в пророчестве Иезекиила, хотя и не в очень ясном контексте. В договоре Баала с Асархаддоном встречаются старцы страны и совет. Юстин пишет о тирских сенаторах. Возглавлял общинную организацию, по-видимому, суффет, который, как об этом шла речь в предыдущих главах, становился и главой государства в случае отсутствия царя (с.380) Из всего этого можно сделать вывод, что полномочия общины и ее органов распространялись а столицу государства, включая порт, и явно участки граждан у стен города. Над всем же государством она власти не имела. Внешнеполитическую инициативу община и ее органы могли проявлять только в исключительных случаях, когда царя по тем или иным причинам не было в городе, а самому городу грозила непосредственная опасность. Характерно, однако, что тирская община включила в состав посольства к Александру сына своего царя, видимо, чтобы придать своей миссии большую законность. (с.382) Члены общины, граждане города, могли служить в армии. Например, Иезекиил упоминает «сынов Тира», которые вместе с «сыновьями Арвада» охраняли городские стены. Это имеет очень большое значение, учитывая, что в древности военная служба и гражданский статус были тесно связаны. (с.382) Поэтому можно представить структуру финикийских царств как совокупность отдельных общин, не связанных между собой и, что особенно важно, со столицей, которые осуществляли самоуправление в рамках своих поселений и находились под верховной властью общего для всех царя. Однако едва ли вся территория царства являлась объединением таких общин. На этой территории существовали и царские крепости, где, судя по всему, не было никакого самоуправления. Они полностью подчинялись царю, и он мог беспрепятственно распоряжаться ими. вплоть до дарения другому государю. Такой крепостью был, например, Кабул недалеко от Акко (с.385) Итак, можно говорить, что в финикийских царствах существовал определенный политический или, вернее, политико-административный дуализм, при котором царская власть сосуществовала с системой, вероятнее всего, не зависимых друг от друга общин, и с каждой из них царь должен был считаться в данном поселении, но не в государстве вообще. (с.385-386) Этому политико-административному дуализму соответствовал и дуализм в социально-экономических отношениях. В этой сфере тоже довольно ясно выступают два сектора — царский и общинный. В царский сектор прежде всего входили леса… В царский сектор входили также корабли и ведущаяся на них морская торговля (с.386) Царю принадлежали и какие-то земли, продукты которых он мог пускать в торговый оборот. (с.387) Судя по тому, что известно о царских ремесленниках, о которых речь пойдет ниже, можно говорить, что царь располагал и ремесленными мастерскими. Таким образом, в царский сектор входили все отрасли хозяйства, в том числе такие важные, как заготовка леса и морская торговля. Принадлежали к этому сектору и люди, прежде всего рабы. Конечно, это словоупотребление в Финикии и Палестине, как и вообще на Востоке, было неточным, и всякий раз при упоминании рабов нельзя быть уверенным, что речь идет о людях, бывших полной собственностью хозяина (в данном случае царя), или просто зависимого человека. (с.387-388) Однако при всем значении царского сектора в этой сфере экономики он не был единственным. Если можно предполагать царскую монополию на лес, то такой монополии на флот у царя не была (с.390) Члены городской общины составляли гражданский коллектив «сыновей» города. Этот коллектив не был однородным. Его верхушку составляла аристократия. Филон Библский говорит о «могущественных», которые в древности в случае опасности жертвовали богам любимых детей. В двух надписях из Карфагена и Сардинии упоминаются — могущественные. Речь идет, конечно, о городской аристократии (с.392) …Тот же Саллюстий среди колонистов упоминает и плебс. Это, несомненно, соответствует финикийскому термину (малые), которым в тех же надписях обозначается вторая группа гражданского населения. В состав этой группы входили мелкие землевладельцы, подобные тем сикогез, о которых говорит Курций Руф, упоминая об их требовании новых земель. К «малым», по-видимому, принадлежали и ремесленники, не входившие в число «царских людей». Это были мелкие производители, владельцы весьма небольших мастерских, занятые личным трудом. Они могли объединяться в профессиональные коллегии, имевшие своих должностных лиц. Такая «цеховая» организация, вероятно, помогала им выживать в условиях довольно значительной политической и экономической мощи царей и олигархической верхушки гражданского коллектива. Обе группы вместе и образовывали коллектив «сынов города». (с.392) «Сыновьями» не исчерпывалось свободное население финикийских городов. Иезекиил упоминает «жителей» Сидона и Арвада, служивших гребцами на тирских кораблях. Они противопоставляются «сынам» того же Арвада, нанявшимся на военную службу в Тире. О социальном положении «жителей» ничего неизвестно, но они совершенно очевидно были свободными людьми, ибо могли свободно наниматься на службу в другой город. В то же время они явно стояли ниже «сыновей», так как в отличие от тех шли не на престижную службу воинов, а на более низкую в глазах общественного мнения и более трудную службу гребцов. Поступив на службу к чужому царю, они становились его «царскими людьми» (с.392-393) Итак, и в политической, и в экономической, и в социальной сферах можно констатировать сосуществование двух секторов — царского и общинного. Очень мало данных об их взаимоотношениях. Едва ли надо говорить об эволюции финикийской экономики от дворцовой через смешанную к гражданской. Нет, к сожалению, прямых указаний на существование общинного сектора экономики во II тысячелетии до н. э., но та роль, какую играла община в политической сфере, была бы невозможна без экономической базы. (с.393-394) Итак, можно говорить, что характерной чертой финикийских «номовых» государств была дуалистичность их структур. В политической сфере — царская власть и самоуправление городских общин, в экономической — хозяйство царя и владения граждан, в социальной — «царские люди» и гражданский коллектив, делившийся на «могущественных» и «малых», а наличие «жителей» города еще более усложняло картину социальных отношений. Что касается рабов, то рабы царя, как например, его лесорубы, могли считаться частью «царских людей». Сведений же о рабах граждан мы не имеем, хотя едва ли надо сомневаться в их наличии по крайней мере у «князей», т. е. верхушки гражданского коллектива. (с.395-396) Может быть, несколько иначе обстояло дело в Арваде. В амарнских письмах ни разу не упоминается царь этого города, но всегда говорится только о «людях Арвада» или кораблях Арвада. Особенно показателен отрывок из 149 письма, в котором тирский царь Абимилки жалуется фараону, что в заговор с врагом фараона Азиру вступили Зимрида Сидонский и люди Арвада, и они вместе собрали свои корабли, свои колесницы и своих людей для захвата Тира. Через много столетий после всех этих событий, когда уже под властью Ахеменидов Арвад, как и другие финикийские города, начал чеканить свою монету, на них, в отличие от Тира, Сидона и Библа, появляется не имя царя, а обозначение города. На этом основании был сделан вывод, что по крайней мере в амарнские времена Арвад управлялся олигархией. Арвадская монета, как уже говорилось, отличалась от других финикийских монет, следуя персидскому (или вавилонскому) стандарту, а в искусстве Арвада уже на рубеже VI—V вв. до н. э. ясно ощущается греческое влияние, что свидетельствует об особом положении этого города в Финикии. С другой стороны, известны арвадские цари. … Может быть, в качестве самой приблизительной гипотезы можно предположить, что в Арваде роль царя была гораздо менее значительна, чем в других финикийских городах. Община могла самостоятельно выступать и во внешней политике, и в войнах, а царь, в свою очередь, в случае несогласия общины участвовать в военных действиях имел возможность вывести на войну собственный отряд. И во внутренней политике решающая роль принадлежала общине, так что царь, как и в некоторых греческих городах, оказывался лишь пожизненным магистратом государства. Разумеется, новые исследования и, главное, новые находки позволят в будущем иначе решить этот вопрос. Но, в любом случае, кажется, что положение в Арваде все же отличалось от положения в других городах Финикии. Может быть, Арвад оказался ближе к античному пути развития древнего общества. Остальные же финикийские города-государства оставались в орбите древневосточного мира (с.397-398) |